личностном действии, т.е. в личности. Важно также отметить и то обстоятельство, что если рассматри­вать в качестве источника активности природное начало в человеке, то оно либо опредмечено в социальной норме, т.е. уже стало социальным стандартом, либо еще находится в плоскости натурального, что также не входит в простран­ство активности личности, а потому ничего личностного не предполагает. Дру­гими словами, можно сказать, что ни со стороны социальности, ни со сто­роны натуральности в нормативной ситуации, т.е. в пространстве ак­тивности личности, ничего личностного не предусматривается!

Пока субъект перемещается в пределах нормативного пространства, он не является личностью ни со стороны нормы, ни со стороны природы; а если он находится вне нормативного пространства, то вопрос о личности вообще лишен всяких оснований.

Где же искать основания личности, если они не представлены ни в природе, ни в культуре? Если личности нет места на оси «природа - культура", то

95

искать личность можно только в ортогональной плоскости, представля­ющей собой границу между природным и культурным. Конечно, эта грани­ца проходит внутри каждого человека. Но как мы узнаем о том, что человек достиг этой границы? Если человек, например, безумен, то он находится в пле­ну природного, пусть больного, но все-таки природного, поэтому он и нарушает культурные нормы. Если же человек нормативен, то он стандартен, неиндиви­дуален, не выступает как личность. Единственная возможность оказаться между природным и культурным появляется в тот момент, когда человек создает новую социальную норму.

Действительно, создание новой социальной нормы обязательно предполага­ет, в свете сказанного, наличие природной, натуральной тенденции. Однако од­ной тенденции недостаточно. Важно, чтобы она вступила в конфликт с социу­мом. Ключевой момент заключается в том, что эта природная тенденция толь­ко тогда может вступить в конфликт, когда она является именно новой, ранее не проявленной. В противном случае она должна была бы вступить в конфликт с социумом ранее и уже ранее должна была быть ограничена соответствующей культурной нормой. Значит, пришедшая в конфликт с социумом новая тенден­ция, если так можно сказать, лежит на поверхности природного в человеке и обращена к социальному, с которым она и конфликтует. С другой сторо­ны, создание новой нормы предполагает появление объективно новой культур­ной нормы, которой не было в культуре ранее и которая также обращена к при­родному, т.е. лежит на поверхности культуры (в культурном предельном слое). Сама ситуация создания новой нормы представляет собой ситуацию невысказанности, когда есть потребность сказать, но мысль еще не выразила себя в словах. Эту пограничность рождения именно новой нормы отразил М. Мамардашвили в своих «Картезианских размышлениях»: «...текст иногда как бы про­бует себя на кончике пера, написанием его человек что-то в себе устанавлива­ет (чего без этого не было бы)...»[1]

Можно утверждать, таким образом, что новая норма творится именно в пространстве между культурным и биологическим, черпая свою энергию (невысказанность) в природном и оформляя ее в культурную форму. Естественно, что новая норма творится отдельным конкретным индивидом, который именно свою природную активность, свою индивидуальную невысказанность оформ­ляет в новую культурную норму. Поэтому как сама природная невысказанность, так и полученная культурная норма в первую очередь является не только инди­видуальным достоянием данного человека, но и выражает его индивидуаль­ность. Таким образом, создание новой культурной нормы автоматически пред­полагает индивидуальность, оригинальность ее создателя, которая отражается в новизне нормы. Но тем самым создатель новой нормы не только облада­ет определенным личностным свойством - индивидуальностью, отлича-

96

ющим его от других объективно, но и выступает для других как индиви­дуальность. Здесь мы хотим подчеркнуть, что индивидуальные отличия од­ной личности от другой определяются именно характером индивидуальных норм, а не физиологическими показателями: ростом, цветом глаз, особенностями не­рвных процессов и т.п. Но кроме того, если новая норма оказывается приня­той социумом, то все члены данного социума вынуждены считаться с данной нормой, а значит, и с человеком, который ее создал. Творец нормы оказывается социально значимым для всех членов социума, и тем самым он приобретает в глазах членов социума вторую личностную особенность - само­реализацию, т.е. создание новой нормы делает человека личностью.

Итак, под личностью в структурно-диалектической психологии понима­ется человек, опредмечивающий свою природу в социальной норме. Если сказать короче, личность есть человек, создающий новую социальную (культур­ную) норму. Такое определение личности находит подтверждение у Э.В. Ильенко­ва: «Подлинная же, живая личность всегда приносит людям естественную (кур­сив мой. - Н.В.) радость. И прежде всего потому, что, создавая то, что нужно и интересно всем людям, она делает это талантливее, легче, свободнее, артистич­нее, чем это сумел бы сделать кто-то другой, волею случая оказавшийся на ее месте. Тайна подлинной, а не мнимой оригинальности, яркой человеческой инди­видуальности заключается именно в этом. Вот почему между «личностью» и «талантом» тоже правомерно поставить знак равенства, знак тождества»[2].

Как представляется, Э.В. Ильенков как раз и подчеркивает тот момент, о котором говорилось выше. Для того чтобы создать культурную норму, человек должен прежде всего иметь в себе природное начало (талант) и именно это свое природ­ное начало противопоставить культурному и опредметить его в культурной нор­ме. Естественно, что это сугубо индивидуальное начало тем не менее должно выражать не столько присущее только данному индивиду своеобразие, сколько улавливать общечеловеческие тенденции, т.е. тенденции, присущие всем людям данного социума, или тенденции общечеловеческие. Именно эти тенденции узна­ются всеми как естественные и требующие опредмечивания в предлагаемой норме, а значит, и человек, предлагающий эту норму, выступает как личность именно потому, что выражает природу других людей.

 

НОРМАТИВНАЯ СИСТЕМА И ЛИЧНОСТЬ

 

Типы позиций: творец, революционер, функционер

Данное выше определение личности позволяет нам сделать важные раз­граничения, имеющие непосредственное отношение к повседневной реальнос­ти. Мы говорили, что личность есть человек, утверждающий новую норму. Всякая новая норма обладает двумя свойствами: во-первых, она отличается от тех

97

норм, которые были приняты в данном социуме ранее, т.е. она обязательно дру­гая; во-вторых, она рассчитана именно на данный социум. Имеется в виду тот факт, что всякая норма не может быть внедрена изолированно, сама по себе. Она вводится в культуру, т.е. в уже существующее до нее нормативное про­странство и так или иначе соотносится с уже существующей нормативной систе­мой. Важно понять основания возникновения новой нормы. Структурно-диалек­тический метод позволяет нам утверждать, что нормативная система, как и всякая структура, имеет фрактальный и уровневый характер. Соответственно новая норма по отношению к уже существующей системе норм может быть только нормой нового уровня. Включение в систему нормы такого рода предпо­лагает сохранение существовавших до ее возникновения уровней, а значит, и самой системы в целом. Естественно, в силу фрактальности нормативной струк­туры новая норма обладает тремя свойствами: 1) обязательно несет в себе главный принцип нормативной системы; 2) ее уровень; 3) то новое, что отлича­ет данную норму от предыдущих норм. Другими словами, мы говорим о том, что новая норма развивает нормативную систему.

Под развитием системы мы подразумеваем такой процесс, который харак­теризуется не только появлением в ней новых единиц, но и сохранение преды­дущих уровней. Появление нового и сохранение старого и есть, с нашей точки зрения, основной показатель развития. В противном случае мы имеем дело не с развитием системы, но с ее изменением. Итак, новая норма может развивать нормативную систему. Однако новая, норма может быть построена совсем на других основаниях, чем существовавшая до ее возникновения нормативная система. Внешне с ее введением в нормативной системе, как и в случае с развитием, будут происхо­дить изменения, но само развитие прекратится. Новая норма не сможет войти в состав уже сложившейся нормативной системы в силу того, что она не несет на себе се основного нормативного принципа. Удерживание новой нормы в нор­мативном пространстве приведет к вытеснению старой системы из культуры.

Приведем пример из Плутарха. Он описывает результат, к которому приве­ло новое постановление Ликурга. Нововведение заключалось в том, что Ликург намеренно ввел в обращение новую денежную единицу, которая нарушала ос­новной принцип предыдущей единицы - не выполняла функцию сокровища. «Прежде всего он изъял из обращения всю золотую и серебряную монету, при­казав употреблять одну железную, но она была так тяжела, так массивна при малой своей стоимости, что для сбережения дома десяти мин нужно было стро­ить большую кладовую и перевозить их на телеге. Благодаря такой монете в Лаконни исчезло много преступлений: кто решился бы воровать, брать взятку, отнимать деньги другого или грабить, раз нельзя было скрыть своей добычи, которая не представляла ничего завидного и которая даже разбитою в куски не годилась ни на что? Говорят, Ликург велел опускать раскаленное железо в ук­сус. Этим он лишал его твердости, делал ни на что не годным, бесполезным по

98

своей хрупкости для выделки из него каких-либо вещей. Затем Ликург изгнал из Спарты все бесполезные, лишние ремесла. Впрочем, если б даже он не изгонял их, большая часть из них все равно исчезла бы сама собою вместе с введением новой монеты, так как их вещи не нашли бы себе сбыта, - железные деньги не ходили в других греческих государствах; за них ничего не давали и смеялись над ними, вследствие чего на них нельзя было купить себе ни заграничных товаров, ни предметов роскоши. По той же причине чужеземные корабли не заходили в спартанские гавани. В Спарту не являлись ни ораторы, ни содержатели гетер, ни мастера золотых или серебряных дел - там не было денег. Таким образом, рос­кошь, не имея больше того, что могло поддерживать ее, давать ей средства к существованию, постепенно исчезла сама собой. Богач не имел никакого пре­имущества перед бедным, так как богатством нельзя было похвастаться пуб­лично - его следовало хранить дома, где оно было мертвым грузом»[3]. Из приме­ра видно, как введение Ликургом монет из плохого железа разрушило всю систе­му привычного (нормативного) взаимодействия людей.

Итак, мы можем сделать вывод, что новая норма может как развивать су­ществующую нормативную систему, так и разрушать ее.

Внешне же этот процесс на начальном этапе может выглядеть весьма при­влекательно для лиц, вовлеченных в него, хотя бы потому, что, как мы уже отмечали, нормативная ситуация и вся нормативная система в целом содержит внутри себя известное свернутую напряжение, которое готово к тому, чтобы разрушить саму систему.

Обратимся к историческому примеру из нашего времени. Достаточно вспом­нить, с каким энтузиазмом бывшие члены КПСС публично сжигали свои партий­ные билеты. Смысл происшедшего заключался в том, что, конечно, КПСС была организована как жесткая нормативная система с нормами, весьма сурово ог­раничивавшими именно эгоцетрические тенденции ее членов. Например, осуж­дались внебрачные сексуальные связи. Вообще осуждалось все, что противо­речило линии партии, т.е. шло не от системы, a oт отдельных индивидов. Созда­валось известное напряжение: люди сидели на партсобраниях, ходили на раз­личные мероприятия, выполняли принятые  решения и т.п. Поэтому освобожде­ние от напряжения и вылилось в акт сожжения билетов. Хотя, строго говоря, бывших членов КПСС никто не заставлял демонстрировать свое отрицание прошлого. Это был именно внутренний энтузиазм. М.Захаров, принимавший в этом действии участие, в интервью но прошествии времени оценил его отрица­тельно, как пошлый и дешевый акт. Тем самым он подчеркнул: что то, что первоначально воспринималось как положительное (ибо он сам в этом участво­вал), в дальнейшем было оценено иначе, более сдержанно.

Итак, повторяем, что новая норма может как развивать существующую нор­мативную систему, так и разрушать ее. Но так как новую норму создаст конк-

99

ретная личность, то она и может занимать различные позиции по отношению к нормативной системе. Представителем первой позиции является функционер. Его главная черта состоит в том, что он не создаст никаких новых норм, а воспроизводит уже существующие. Его активность носит репродуктивный ха­рактер. Он удерживает существующую нормативную систему. Функционер в нашем понимании не является личностью, но он необходим для того, чтобы личности были возможны.

Вторая позиция - революционер. Она характеризуется тем, что человек создает новую норму и тем самым развивает нормативную систему, переводя ее на другой (а значит, новый качественный) уровень.

Третья позиция - творец. Творец сохраняет существующую систему, со­здаст новую норму и тем самым развивает нормативную систему, переводя ее на другой (а значит, новый качественный) уровень.

В качестве итога отметим, что в данном контексте функционер, революцио­нер и творец представляют собой именно позиции, в которых может оказывать­ся человек. Действительно, выполняя те или иные установленные нормы, чело­век обезличен, он функционирует, т.е. выступает как функционер. Кардинально меняя нормативную систему, например как Ликург, он выступает как револю­ционер. Но дальше, после того как смена произошла, он становится функционе­ром в новой системе. Точно так же и творец, придумав норму, например про­фессиональную (новый метод исследования какого-то явления или новый тер­мин и т.п.), после того как норма была присвоена профессиональным сообще­ством, он сам начинает подчиняться этой норме, переходя на позицию функци­онера. Конечно, наша цель не может быть ограничена только определением названных позиций, она включает и изучение тех психологических следствий, которые из них вытекаю г. Но, прежде чем рассматривать их, нам важно более подробно остановиться на анализе строения самой нормативной системы.

 

СТРОЕНИЕ НОРМАТИВНОЙ СИСТЕМЫ

 

Прежде чем характеризовать строение нормативной системы с содер­жательной стороны, обратимся к теории основателя гуманистической психо­логии А. Маслоу. Он исходил из положения о целостности субъекта: «Индиви­дуум - это интегрированное, организованное целое... Пора наконец четко уяс­нить, что пока мы не осознаем экспериментальную и теоретическую значи­мость данного положения, мы не сможем приблизиться к построению теории мотивации и все наши эксперименты будут бесполезны»[4]. Таким образом, мы можем подчеркнуть, что целостность субъекта, а значит, и целостность его мотивационной сферы для А. Маслоу является важной методологической отправной точкой.

100

Диалектический подход основан на выявлении противоположностей. Виде­ние противоположностей характерно и для работ А. Маслоу. Так, например, он подчеркивает тот факт, что «организму присущи одновременно и тенденция к инерции, лени, минимальной затрате усилий, и потребность в активности, сти­муляции, возбуждении»[5], он анализирует противопоставления эгоизма-альт­руизма, рациональности - иррациональности[6] и т.д.

Все вышесказанное наводит нас на мысль, что именно диалектическая методология обусловила главный итог работ А. Маслоу - понимание иерар­хичности строения потребностей. По А. Маслоу, «базовые потребности есте­ственным образом выстраиваются в совершенно отчетливую иерархию, в которой более сильная, более насущная потребность предшествует менее сильной и менее насущной. Например, мы уже можем вполне определенно заявить, что потребность в безопасности сильнее, чем потребность в любви, ибо при фрустрации этих потребностей первая явно доминирует в организме. Физиологические потребности (взаимоотношения между которыми также под­чиняются внутренней иерархии) насущнее, чем потребность в безопасности, которая сильнее, чем потребность в любви, которая, в свою очередь, сильнее потребности в уважении, более сильной, чем потребности идиосинкратического уровня, которые мы обобщаем в рамках одной потребности - потребно­сти в самоактуализации»[7]. Из работ А. Маслоу мы можем сделать вывод о том, что потребности не только иерархизированы но важности для организма, по и о том, что они иерархизированы по степени своей биологической силы или напряженности.

Исследования А. Маслоу, а также и структурно-диалектический метод по­зволяют нам провести аналогию между иерархичностью потребностей и орга­низацией нормативной системы. Мы можем полагать, что любая группа людей, организованная в социум, выстраивает социальные нормы не только в точках напряжения взаимодействия, но и в соответствии с силой этого напряжения. Другими словами, напряженность социальной нормы уменьшается по мере уве­личения уровня нормы.

Итак, содержательно базовые (структурообразующие) противоположности, выступающие в качестве оснований для создания норм первого уровня, прояв­ляются в ситуациях, где сталкиваются индивидные (эгоцентрические) и груп­повые (социальные) тенденции. Их столкновение должно соответствовать мак­симальному напряжению лежащих за ними оснований, т.е. потребностей. Это, видимо, ситуации столкновения групповых и эгоцентрических интересов в об­ласти физиологических потребностей, связанных с выживанием (в терминоло­гии А. Маслоу)[8]. Наиболее характерной физиологической потребностью явля-

101

ется пищевая потребность. Следующей по степени напряжения идет потреб­ность в защите. Соответственно и нормативные ситуации, предусмотренные нормативной системой, видимо, должны включать эту сферу. На третьем уров­не располагаются потребности принадлежности. Соответственно выстраива­ется и нормативная система, обеспечивая упорядоченное взаимодействие ин­дивидов, когда дело касается принадлежности к группе. Далее идут нормы, имеющие отношение к потребностям в любви и уважении и т.д. Повторим, что чем выше уровень норм, тем меньше их напряженность, а соответственно и санкции при их нарушении.

Трудно ожидать, что в более или менее развитом обществе культурные нор­мы выстроены в такой всем очевидной уровневой последовательности, прямо соответствующей иерархии потребностей, описанной А. Маслоу: выживания - безопасности - принадлежности - любви - уважения - самоактуализации. Здесь есть ряд причин, которые могут объяснить данное обстоятельство. Первая и самая главная причина, на наш взгляд, состоит в том, что общество представ­ляет собой единое целое. Поэтому изменение конкретной нормы затрагивает так или иначе всю существующую нормативную систему, а значит, репрезенти­ровать в общественном сознании какой-то один уровень норм достаточно сложно. Во-вторых, объективно общественная жизнь представлена в виде содержательно различных деятельностей. Как мы видели выше, А.Н.Леонтьев обозначил три профессиональные сферы: производство, науку, искусство. Соответственно и нормы подчинены формам трудовой активности человека и в зависимости от ее характера также представлены в общественном сознании. Общее количество профессий в развитом обществе весьма велико, а структурирование их по уров­ням - особая сложная задача.

Но все-таки, для того чтобы хоть как-то, в первом приближении наметить содержательную структуру нормативной системы, обратимся к анализу разде­ления форм трудовой активности, исходя из строения самой нормы. Как мы уже говорили, всякая норма потому и является нормой, что она являемся соци­альным шаблоном, или стандартом. За счет этого останавливается текучий, неупорядоченный хаос социального взаимодействия. Субъекты как бы поме­щаются в особое нормативное пространство, в котором именно снимаются все субъективные моменты и достигается стабильность функционирования. Зна­чит, главная особенность любой нормы состоит в стабильности ее